Молодая женщина в ошмётках платья была прикована к железному столбу. Железные петли на запястьях, лодыжках и вокруг пояса не давали ей даже двинуться. Широкая повязка-кляп не позволяла ей говорить. В паре ладоней под её ногами был разложен костёр, вокруг которого нервно ходил босой мужчина в тонкой серой рубашке и серых джинсах.
— Ирбис, долго ты там ещё? Приговор был прочитан уже четверть часа назад!
Мужчина, названный Ирбисом, вздрогнул от окрика и подошёл к сидящему на кресле человеку в красном плаще.
— Святой отец, — тихо сказал он, — боюсь, Ваше распоряжение о возможно более медленной казни привести в исполнение будет невозможно. Я не знаю, в чём дело, но такое ощущение, что ведьма запрещает огню гореть, и без бензина мы просто не сможем зажечь костёр.
— Разве такое возможно?
Ирбис поёжился, но слова о том, что костёр может не загораться из-за количества льда в высокомерии святого отца, решил оставить при себе.
— Не могу знать, но других причин не вижу. Ветки на растопку идеально сухи, ветра нет, спички горят нормально, но растопка просто не загорается.
— Хорошо, воспользуйся бензином.
Ирбис взял канистру и щедро полил костёр, окатив заодно ноги прикованной женщины. Она вздрогнула, когда по её ногам потекли струи жидкости, и через секунду — видимо, когда её ноздрей достиг запах бензина — Ирбиса окатила волна ужаса, простого ужаса женщины перед огнём. Перед сожжением.
Чтобы подавить в себе желание развязать и отпустить ведьму, Ирбису пришлось напомнить себе, как несколько горожан погибли во время последней насланной ей на город грозы. И как он сам чуть не умер от жары. И… Она давно насылала на город стихийные бедствия. И вот, наконец, её удалось изловить.
За спиной раздались топот и рёв.
— Не отвлекайся, — голос святого отца прозвучал так, словно вокруг стояла полнейшая тишина, чётко и ясно. И Ирбис не отвлёкся…
…не отвлёкся на то, как запели тетивы луков…
…не отвлёкся на треск ворот под рогами десятков бизонов…
…не отвлёкся на внезапно оборвавшийся крик Чайки…
…не отвлёкся на оглушительный рык за спиной…
…не отвлёкся на знакомый хруст шейных позвонков животного под топором Гризли…
Чиркнула об коробок очередная спичка.
Язычок огня нехотя лизнул сухую, как порох, ветку, и вознамерился потухнуть, но пары бензина не отпустили его. Ирбис заворожённо смотрел, как искра изо всех сил пытается исчезнуть, но против своей воли разгорается всё сильнее. Вот занялась растопка… Ирбис ещё успел подумать, какой он идиот, когда огонь, поняв, что снова уйти не дадут, со всей накопленной яростью рванулся на стоящего в клубах паров бензина призывателя.
Ирбиса спас святой отец, выдернув из языков пламени и погасив одежду своим плащом.
Огонь, поняв, что спасти ведьму не удастся, решил избавить её от мучений максимально быстро. Уже через 5 минут в её крике не осталось ничего человеческого. Звериный вой, доносящийся из груды горящей плоти, лишь убеждал свидетелей аутодафе в том, что они всё делают правильно, что никакой ошибки не произошло… И теперь все капризы природы, со столь незавидной регулярностью обрушивавшиеся на город, прекратятся, потому что ведьмы больше нет. И даже самый её дух, очищаемый огнём, более не принесёт никому вреда.
Поток атакующих город животных иссяк как-то сразу, как будто отрезали. Охотники сначала следили за окрестностями, но быстро переключились на казнь… И вздрогнули, когда голова ведьмы взорвалась тучей кровавых ошмётков, подарив ей покой.
Огонь погас, осознав, что больше его помощь тут не нужна. И во внезапно наступившей тишине все горожане услышали всхлипывания маленькой девочки, стоявшей у ворот города:
— Мама, мамочка, мама…
Стоявший рядом с ней мужчина держал её за предплечье, не давая рвануться к пожарищу.
— Это ведьминские отродья! — Торжествующий голос святого отца разнёсся над площадью. Они поражены её скверной, нам следует… Договорить он не смог. Мужчина направил что-то, в чём Ирбис с трудом смог признать легендарный автомат Калашникова (они ещё существуют?!), на отче и нажал на курок. Ирбис со странной отстранённостью подумал, что головы святых отцов взрываются ничуть не хуже, чем головы ведьм.
— Вы только что казнили вашего хранителя. – Голос мужчины разнёсся по всему городу, как недавно разносился голос святого отца. – Уже сегодня ночью вы поймёте свою ошибку. Тем же, кто выживет, не смотря ни на что, сообщаю: вы обрекли себя на десять лет несчастий.
После этого он взял девочку на руки и ушёл. Стрелять ему в спину не пытались.
Все знали, что ведьма призывает на город страшные грозы. Когда гроза накрывает город, ведьма стоит на ближайшей горе, и вокруг неё каждую секунду бьют в землю молнии. Это знал и Ирбис… И только сейчас он понял правду. Гроза пришла, не смотря на то, что ведьма была мертва. Гроза была страшна. И те молнии, которые должны были бить к ногам ведьмы, теперь били в город. В каждом ударе Ирбис слышал крики своих друзей и знакомых, и медвежьими когтями рвало грудь понимание слов чужака: «Вы только что казнили вашего хранителя»… И, когда, наконец, молния нашла его дом, он был благодарен наступившему спокойствию небытия.
Я с улыбкой глядел на двенадцатилетнюю девчонку, пытающуюся подружиться одновременно с элементалями воды, огня и воздуха. Они, в принципе, были бы не против поиграть, но терпеть не могли друг друга, и все её попытки заканчивались каким-нибудь локальным катаклизмом типа микросмерча на кухне. Четыре года прошло с того страшного дня. За эти четыре года многое изменилось. Она перестала рыдать по ночам. Она перестала постоянно мечтать стереть с лица планеты всё человечество. Она снова начала чувствовать природу. И, бонусом, её тело вспомнило, что оно женского пола, и как-то одновременно подарило ей растущую грудь и месячные. Ох, Сенти-Сенти, как же мне тебя не хватает… Я же не долбаный друид, как мне учить нашу Азьку?
— Пап, они меня не слушаются! – Азена капризно надула губки.
— Азь, ты ведь знаешь, что ты делаешь не так.
— Конечно, знаю! – Она капризно топнула ногой. – Надо любить весь мир так, чтобы они забыли о своих распрях, и всё такое… Сам-то чего не можешь заставить их слушаться?
— Потому что они меня просто не слышат, знаешь ведь.
— Конечно, знаю, — она кивнула и хитро улыбнулась. – Когда мы уже пойдём ловить грозу?
— Для начала со стихиями разберись, а там подумаем. Это тебе не элементалей по кухне гонять, там и так все на ножах, если на тебя внимание обратят – мало не покажется. Да и вообще, наверное, ничего уже не покажется.
— Но я уже ходила с мамой, и всё было в порядке!
Я вздохнул. Опять одно и то же.
— Азь, с мамой ты в жерло вулкана лезть могла. Извини, пожалуйста, я простой смертный и не смогу защитить тебя так, как это делала она.
Уфф. Мне сегодня четырнадцать. Даже не знаю, радоваться этому или печалиться. Вчера был десятый раз подряд, когда я смогла свести вместе элементалей всех четырёх стихий – и они даже не подрались. Надо напомнить папе, что он обещал мне поймать грозу.
— Азька! Барометр нос повесил!
Вот, блин. Он мысли читает, что ли?
Я не знаю, как он терпел нас с мамой. Да, в общем-то, буду честной: я не знаю, как он терпит меня. Единственный раз, когда я его испугалась, был в тот день, когда умерла мама, он тогда, как мне показалось, был готов убить вообще всех. Включая меня и себя. Но – убил только маму и этого… Шумного. За маму его потом Огонёк просил поблагодарить. А этот… Папа что-то там рассказывал, что это всё для того, чтобы он людей не баламутил, что они и без того глупые… Но что-то я сомневаюсь, что дело только в этом.
— Да, пап. Сегодня ночью идём?
— Да, собирайся, чтобы перед выходом не бегать в панике.
Он чмокнул меня в макушку и ушёл в свою комнату.
Азене сегодня четырнадцать. К тому же, она таки научилась дружить элементалей. Пора пробовать взрослые игры со стихиями. Страшно. Честно. Вверить жизнь четырнадцатилетней девчонке – это, знаете ли… Да. Но надо ж начинать когда-нибудь…
— Азь, собралась?
— Ага.
Деловая такая, прямо загляденье.
— Повтори, что мы там выяснили.
— Роза: 14-23-75-7-6-44. Графы: СЗ-1-34-54-92-33-50-24-17-0.
— Ноль-то зачем?
— Реверс автоэкстента занижен к сюрбазису, было вероятно отклонение, но его нет.
— Это-то ты когда выяснить успела?
— У меня свои источники.
И улыбается, засранка.
— Всё, выходим.
Идти недалеко, а с помощью Азены – так и вообще как до уборной дойти получилось. И вот мы стоим на той площадке, где Сентинелла ловила грозы. Внизу раскинулся город, уже изрядно потрёпанный стихиями. Интересно, есть там кто живой? Есть ещё, судя по всему, но за эти 6 лет научились буйства природы чувствовать и прятаться так глубоко, как только можно. Ну, будем надеяться…
Вдали громыхнуло.
— Азен, давай. Твой ход.
Я чувствовала буйство стихий, как часть себя. Каждая капля воды на заполненном тучами небе была моим продолжением, я видела весь город, как на ладони. Вдруг мне на глаза попался тот самый столб – и меня затопила ярость. Мы с тучами сметём этот город! Молниями разметаем все эти жалкие домишки, потоками ливня смоем…
И вдруг я поняла, что потеряла любовь и гармонию. И сейчас на меня с неба смотрят тысячи злых до чёртиков элементалей. И вся их злость сейчас накажет меня огромной молнией. Папа, прости. Я не справилась.
Азена стояла под тугими струями ливня, расставив руки в стороны. Я не был уверен, но мне казалось, что из её глаз текут слёзы. Хотя… Какие слёзы? Она и так насквозь мокрая… Но ощущение не уходило. Элементали тянулись к ней, питаясь её эмоциями, среди них находилось всё меньше желающих вымещать злость на городе… И вдруг случилось что-то… Страшное. Что-то неправильное. Моя маленькая Азька стала похожа на настоящую ведьму: светящиеся глаза, волосы дыбом, морда лица такая, что, увидев во сне – проснёшься в луже… А в тучах над ней занималось мертвенно-бледное зарево.
Сенти мне достаточно рассказывала про элементалей. Им плевать на наши родственные чувства. Всё просто: если ты приходишь к ним со злом – ты враг. И им плевать, кто там возмущает твой внутренний мир. Видимо, Азька подставилась. Опять, наверное, мать вспомнила не к месту…
Всё это я думал, лихорадочно перетряхивая рюкзак. У меня есть от силы секунд 15, а потом, учитывая масштабы веселья, от нас с ней останется… Ничего не останется, скорее всего.
10 секунд. Нашёлся спиннинг. Стальной. Самораздвижной. Метра на три. Идиотская идея. Но лучше нет. Вскакиваю, перехватываю его, чтобы было удобнее втыкать в землю.
9 секунд. Вылетаю из-под козырька, поскальзываюсь, с размаху втыкаю спиннинг в землю. Всем весом, как будто так и собирался. Сойдёт.
8 секунд. Нажимаю кнопку, спиннинг начинает выдвигаться. Пытаюсь вскочить.
7 секунд. Пытаюсь просто подняться. Удалось.
6 секунд. Добегаю до Азьки, хватаю её под мышку.
5 секунд. Бегу к козырьку.
4 секунды. Вылетаю из-под козырька с другой стороны, прямо передо мной обрыв. Стоять.
3 секунды. Стою.
2 секунды. Ага, ошибся. С неба рванулась серебристая змея молнии. Элементали элементалями, а путь наименьшего сопротивления никто не отменял. Отчаянный прыжок… Пока мы с Азькой летим – мы не проводники. А вот спиннинг… Спиннинг жалко. Ну, и буду надеяться, что сверху камень не прилетит. А то там, наверху, скалу разворотило знатно.
— Пап, ну как так?
Азьке уже 16, и она требовательно смотрит на меня. А мне совсем нечего ей ответить кроме того, что я ей уже не раз говорил.
— Азь, мы с тобой уже не раз общались на эту тему. Ты почему-то считаешь, что люди из города разумны настолько же, насколько и ты, только потому, что они на тебя похожи. А они, на самом деле, не более разумны, чем волки, убивающие чужака на своей территории, например. Или рыси, убивающие для удовольствия. Помнишь? Не далее, чем позавчера одна такая меня чуть не задрала.
— Ага, я ей сказала не хулиганить – и она ушла.
— Ну, да. Только вот проблема в том, что ты – друид. Отдельный биологический вид, непонятно, откуда тут взявшийся, но без вас тут уже давно всё сдохло бы. Мы с тобой даже генетически несовместимы.
— А с этими… Внизу…
— Я – совместим. Ты – нет.
— Понятно.
— Хорошо. А про солнце усвоила? Это тебе не элементалей мучить.
— Да, ты меня уже две недели гоняешь про пространственно-временные сдвиги, хронологические парадоксы причинно-следственных связей и прочую ерунду. Тут бы и обезьяна запомнила.
— Ну, ладно, посмотрим.
Сегодня у нас очередной экзамен. Опустынивание. Иногда печь начинает так, что в тени куриные яйца за 5 минут варятся. Задача Азьки – рассеять солнце так, чтобы было терпимо. А моя – как обычно: сидеть и смотреть. И похвалить в конце. Вот и буду… Сидеть. И дремать, видимо, потому что это надолго.
Проснулся я от того, что камень подо мной стал ощутимо горячим. Ох… Если теневая сторона скалы так прогрелась – значит, что-то пошло сильно не так… Окатив одеяло водой из бочки – там был практически кипяток – я выскочил под палящее солнце.
Так вот, что чувствует муравей под линзой… Когда я добежал до Азены, одеяло почти высохло. Накинув на неё эту какую-никакую, но, всё же, защиту, я рванул обратно. С солнцем проще, оно молнией не долбанёт. Хоть это утешает.
Очнулась я уже в пещере. Отец намазывал мне грудь какой-то мазью. Было больно. Я тронула его руку и сказала:
— Пап, не надо, само заживёт.
— Да, теперь ты очнулась, оно заживёт само, — повторил он мои слова и упал в обморок.
Осмотр показал, что он обгорел весь. Целиком, включая пятки. Интересно, как. Те части тела, которых касалось солнце, покрылись волдырями. Он пожертвовал собой, чтобы вытащить меня, а я его убила…
Я сидела рядом с ним весь день и всю ночь, меняя воду и смазывая его той мазью, которой он смазывал меня. Под утро у него начался озноб, волдыри начали сочиться гноем… А лечить людей он меня не учил…
Мама когда-то давным-давно рассказывала мне, как можно вылечить человека-мужчину. И говорила, что после этого я не смогу иметь детей. Мне было всё равно. Последнее разумное существо на этой планете, кому я была не безразлична, умирает из-за моей глупости. Если, чтобы спасти его, мне нужно прекратить существование друидов на этой планете – я это сделаю.
Я открыл глаза. Пещера. Я жив. И даже ничего не болит. Это не то, чего я ожидал. Строго говоря, я вообще не ожидал очнуться. А тут такое.
Попытавшись выбраться из лежбища, я обнаружил под боком спящую мирным детским сном обнажённую Азьку. Ага, понятно.
От моего смеха она проснулась и испуганно закуталась в одеяло.
— Пап, ты чего? Я только в лечебных целях, честно.
— Азь, давай по порядку. Во-первых, поскольку ты своим деянием приравняла мой возраст к своему – перестань называть меня папой. Да-да, тебя мама не предупреждала об этом эффекте? Посмотри на меня. Ну, какой из меня в 16 лет папа? Во-вторых, я уже говорил: мы несовместимы даже чисто генетически. Ну, не могу я быть твоим папой с точки зрения биологии. Хотя с точки зрения социума – всегда пожалуйста. В-третьих, сейчас я тебя удивлю: этот способ не работает, если со стороны друида нет полноценного эмоционально-физиологического влечения к объекту спасения. Ну, и в-четвёртых: мать тебя, несомненно, пугала бесплодием? Так вот, это чушь. Просто у друидов дети заводятся не так, как у людей, а только по желанию, и основной фактор появления – эмоции, а не физиология. Грубо говоря, хоть вон от того камня сможешь родить, если проникнешься к нему истинной любовью. И бонус трек: судя по всему, у вас по наследству передаётся склонность спасать меня от смерти дефлорацией.
Азене восемнадцать.
Она стоит на плато, которое видно из любой точки города.
Молнии бьют вокруг неё, и дождь моментально смывает каменную крошку. Люди робко вылезают из подземелий, смотрят на неё и улыбаются. А она смотрит в небо, и исходящие от неё волны любви и счастья так сильны, что даже вечно агрессивные духи стихий способны только на салют в её честь.
Солнце над её землёй светит тепло и чисто, никаких засух и пожаров.
Животные приходят к ней, и каждое получает свою порцию ласки и любви.
И под её сердцем бьётся сердечко нашего с ней маленького человеко-друида.